73-летию Великой Победы посвящается
Родилась в деревне Белоречье Можайского района и после возвращения отца из заключения (он строил Беломоро-Балтийский канал) в 1938 году переехали в Мурманск, где мой дед Гаврила Васильевич ловил рыбу, а бабушка работала в горбольнице.
Маме в начале войны было 13 лет. Сегодня этого просто не понять: худенькая, вечно голодная маленькая девочка четыре года под бомбежками днем шила гимнастерки в военной мастерской, а вечером ухаживала за ранеными в больнице.
Мурманск, по официальной статистике, – город, который во время войны дольше всех остальных городов СССР был под бомбежкой, т.к. это был единственный фронт, где немец был прочно остановлен в 70 км от города. У немцев было пятикратное превосходство в живой силе. Для захвата Мурманска и Полярного (главной базы Северного флота) гитлеровцы бросили горных стрелков, которые прошли пол-Европы, воевали в горах Германии и Норвегии.
Одновременно перед другими немецкими частями была поставлена задача перерезать Кировскую железную дорогу, соединяющую заполярный порт с центром страны. И хотя на Мурманском направлении отборным немецким частям противостояли бойцы Карельского фронта и военные моряки, не имеющие опыта ведения войны в горах, они остановили противника, преградив ему путь на Мурманск. Не сумев сходу захватить город, гитлеровцы начали яростный воздушный штурм. Всех маленьких детей, в том числе и мою тетю Аню, вывезли из города. Очень злобствовала летчица-немка, которая на «мессере» гонялась даже за одинокими фигурами детей и женщин, и когда ее самолет сбили, то мама ходила смотреть на ее «летак» и на ее длинные волосы… бомбежки следовали одна за другой, но активная работа в городе ни на минуту не прекращалась. Мурманчане тушили пожары, разгружали транспорты с военными грузами, восстанавливали железнодорожные пути, лечили американских моряков и английских летчиков…
Сюда, в холодный Кольский залив, Гольфстрим приносит теплые воды с дальних берегов Мексики и делает Мурманский порт незамерзающим. Он открыт круглый год, принимает и отправляет корабли любого тоннажа из Латинской Америки, США, Европы, Африки.
В первый год войны деда, Гаврила Васильевича, не призвали в армию и он занимался обеспечением рыбой жителей города и бойцов армии. Только я не знаю, чем же работа рыбаков отличалась от боевых действий? В войну скалистый берег Баренцева моря в Котовском заливе был вдвойне опасен – об него в темноте (огни не включали, чтобы не стать мишенью) или при сильном шторме можно было разбиться. В кромешной темноте рыбаки опускали и поднимали трал, да еще при колючем, обжигающем ветре, прозванным «мордотиком». Разделывали рыбу на ощупь в ледяной воде (не каждый человек поверит в такое).
Мы часто приезжали к бабушке из Полярного в ее маленькую уютную комнату №1 в квартире №5 по ул. Кольское шоссе, 41, где она жила и во время войны (в двухэтажном деревянном доме). На втором этаже жил Генка – наш приятель. Отец регулярно, раз в неделю, порол Генку и тот орал так, что весь дом слышал. Генкин отец был фронтовик. Он сильно кашлял и рассказывал нам, что легкие свои оставил на Кольских сопках. Он воевал в 205-м стрелковом полку, где ему приходилось с бойцами сооружать укрепления из камней и валунов, т.к. вскопать северную землю было невозможно, поэтому окопов тем не было, а лежать на этих камнях было очень холодно.
…Полярный день на Крайнем Севере – самый длинный. Незаходящее солнце несет в летнее время круглосуточную вахту, и порой не сразу отличишь, когда кончается день и наступает ночь. На войне кажется, что день-день-день, поэтому все ходят какие-то «вареные»…
По официальным данным, на Мурманск фашистской авиацией было сброшено 4,1 тыс. фугасных и 181 тыс. зажигательных бомб. Местные статистики разделили смертоносный груз на число жителей заполярной столицы. Оказалось, что на каждого мурманчанина приходилось в среднем до семи бомб.
В статье газеты «Известия», посвященной учреждению медали «За оборону Советского Заполярья» отмечалось, что немцы бомбили Мурманск с таким диким ожесточением, какое видил разве что Сталинград.
Городские жители не знали более тяжкого лета, чем лето 1942 года. В день объявлялось по десять, двенадцать, а то и по шестнадцать воздушных тревог. Мама со своими работницами бежали в сопки, т.к. больше негде было укрыться. Бывало так: диктор не успеет произнести «Граждане! Воздушная тревога!», а юнкерсы – над городом, ведь лететь им было считанные минуты с норвежских аэродромов. Мурманчане, потерявшие жилье, лепили землянки. На окраине города у сопок возникли целые земляные поселки.
Отбомбардировавшись, самолеты с крестами возвращались на свои базы, почти не неся потерь. В городе было мало зениток. От пожара, который разгорелся в городе при налете 3 июля, выгорело то, что уцелело от предыдущих атак. Почти весь город был уничтожен. Загорелись на территории порта склады с грузами, но их отстояли и огонь потушили. Причалы и железная дорога работают, значит, порт сохраняет свое значение. Только теперь противовоздушная оборона Мурманска получила сто зенитных пушек. Вместе с ними прибыл на север и мой отец – он был ранен, контужен, награжден боевым орденом, медалью «За оборону Советского Заполярья». Здесь он увидел лежащий в руинах город: разбитый Дом культуры, уничтоженный кинотеатр, школы, многоэтажные дома… Не случайно за Мурманском во время войны сохранилось первое место по интенсивности перенесенных бомбежек.
…С фронта дед Гаврила Васильевич шлет треугольное письмо не бабушке, а моей маме, где пишет: «Здравствуй, многоуважаемая дочка Маруся…».
Может быть, не случайно и я, будучи полгода запевалой в роте, когда мы шли строем, запевал песню о маме, хотя командир роты обещал на «губу» посадить за эту, на его взгляд, не патриотическую песню.
«Эх ты, мама, моя мама,
Выслушай меня ты.
Не ходи,
Не ходи со мною, мама,
До военкомата.

И не стой, не стой в печали,
Прислонившись к тыну.
И не плачь,
Не плачь потом ночами
По родному сыну»
А. Андреев