«Несправедливость не терплю»
— Дочка, посмотри в интернете погоду, пожалуйста, — Диляра с трудом поворачивает голову в мою сторону. Мы с ней – соседки на послеоперационных койках.
— Да вот похолодание обещают. Вроде чуть ли не заморозки, — отвечаю.
— Ужас! Мой перец! Надо сказать младшему сыну, чтоб убрал с огорода – померзнет ведь! У меня в этом году перец вырос, как никогда: огромный, красный, сочный, — Диляра лежа показывает руками, какой гигантский перец она вырастила.
Перец – не единственный овощ, с которым она знакома не понаслышке: на своем участке семья Диляры выращивает помидоры, огурцы, картошку, зелень, редиску, виноград, персики, сливы… На грядках ползают на коленках, выпалывая сорняки, поливая и сдабривая перегноем почву. Перегной получают от своих трех коров, кстати.
— Встаем с мужем в 5. Я иду доить коров, он чистит в хлеву, потом выгоняем на пастбище. Затем идем в дом, он ставит варить кофе. Очень любим кофе со сливками домашними… Сидим – тишина, куры суетятся, солнце встает, у соседей корова мычит, петух кукарекает, — Диляра мечтательно вздохнула.
Соседка по палате родилась в «солнечном» Узбекистане, в семье жителей Судакского региона, выселенных в известные времена. Там выросла, выучилась, вышла замуж и родила четверых детей.
— Мы с мужем – электрики, он работал главным инженером на заводе, я тоже работала. Трое старших детей окончили музыкальные школы, хорошо учились и в обычных школах. Когда дети подросли, вместе с друзьями решили провести отпуск в Крыму. Приехали на своих машинах, с палатками. Впервые увидели те места, о которых рассказывали родители. Побывали в Судаке, сфотографировали горы, села и даже нашли мамин дом – и его сфотографировали. Потом приехали в Зафару, маме показали снимки – как она плакала… К счастью, мама успела вернуться на Родину, а папа нет – умер рано, — рассказывает она.
Диляра не жалуется на судьбу – жизнью своей довольна, дети радуют, внуки дарят счастье, а муж любит, как и 40 лет назад. Главными в жизни считает любовь и справедливость:
— Я несправедливость не терплю. Мне и муж всегда говорит: «Вот ты у меня сумасшедшая. Вечно правду рубишь с плеча». Так и есть.

«Куда без народа?»
В конце 80-х, в пору массовых митингов, которые крымские татары проводили за право вернуться на Родину, Диляра и ее семья не остались в стороне от событий:
— В то время я работала кассиром в аптеке. Не пропускала ни один митинг – их проводили возле райкома, недалеко от аптеки, по выходным. И вот как-то пришел заведующий и сказал, что теперь мы работаем по субботам и воскресеньям. «Как так? Почему?» — удивилась я. «Потому, Диляра, чтоб ты на митинги ваши не ходила, но это между нами. Так везде теперь будет», — объяснил он. Ладно. Я ему сказала, что в воскресенье смогу только до обеда, так как у меня – четверо детей, он согласился. И ничего – кассу закрыла, за угол свернула, и обратно на митинг пришла. А ему потом сказала: «Ты – узбек, а я – крымская татарка. Кто мы без народа? Если я сейчас не буду с народом – и народ со мной не будет, когда мне будет плохо. И ты – так же со своим народом». Он смолчал, ничего не сказал.
После переезда в Крым семья поселилась в сельской местности и занялась сельским хозяйством.
— Муж работал главным энергетиком совхоза, но сердце не выдержало нагрузки – в 50 лет стал инвалидом, недавно и операцию на сердце перенес. Я тоже хотела работать по специальности, но мест для нас не было. В Узбекистане крымские татары были врачами, инженерами, учителями – у меня две сестры до недавнего работали там учительницами русского языка, вот только на пенсию вышли. И были хорошие специалисты, и уважали все. А тут вдруг оказалось, что наши институты и техникумы никому не нужны, дипломы вдруг стали как будто не действительными, а нас считают необразованными грязнулями и смотрят свысока, будто мы обезьяны, — рассказывает она.
В итоге Диляра стала работать на винограднике. В грязь и в холод, на ветру женщины обрезали бесконечные кусты воспетых в поэзии ягод, урожай которых доставался не самым поэтическим потом. И тут не обошлось без несправедливости:
— Нас работали две татарки и две украинки. Они между собой разговаривают по-украински, мы между собой по-татарски. Подзывает нас бригадир и говорит: «Какое вы имеете право в обществе говорить по-своему? Вас же никто не понимает. Говорите по-русски». Я, как всегда, не выдержала: «У нас общество – напополам. Мы по-украински не понимаем, они – по-татарски. Кто уступать должен? Почему мы? Когда надо, мы говорим по-русски, чтоб всем было понятно. И не трогайте нас, имейте чувство справедливости. Тем более, эти женщины ничего против нас не имеют». Ну, он замолчал. Но как обидно – я передать не могу. Сколько на детей пальцами тыкали: «Понаехали тут… черномазые тупицы…».
По словам Диляры, поначалу обидных слов и поступков было море: дошло даже до того, что на работе стали платить в полтора раза меньше, чем другим. Право на справедливость приходилось отстаивать мирно, но настойчиво.
— Сейчас в основном привыкли. Но бывают разные люди, хотя большинство, конечно, хороших. Часто русские, украинцы за нас заступались перед своими же. Не так давно продаю на рынке в Феодосии помидоры свои, домашние. Подходит старый мужчина с тростью, спрашивает, какие сколько стоят, я отвечаю. И тут он как замахнется на меня тростью: «Ишь ты, татарская морда. Ты с ума сошла такие цены ставить? Я из тебя сейчас дурь повыбью, понаехали тут, торгуют». И дед поднял трость – и на меня. Так его мои соседки-русские еле оттащили и милицией пригрозили – тогда ушел. Вот зачем так люди говорят? Почему каждый свой вдох на своей земле мы были вынуждены отстаивать? Доказывать всем, что мы не уйдем, что мы – дома, и в обиду себя давать не будем – нас так наши предки учили. Мы не воевать вернулись, а жить, — вздыхает Диляра.
Разговор прерывает телефонный звонок. Младший сын доложил, что перец убрал:
— Говорит, килограммов 70 будет. Золотой мой. Хозяйственный, — улыбается женщина. – Выпишут домой – ничего делать не буду. Сказал, что всю работу с папой и старшим братом по дому делать будут, чтоб я поправлялась быстрее. Я сериалы теперь смотреть буду турецкие, очень интересные, но все некогда, — обещает она. — Хочешь, научу тебя шурпу варить и янтыки печь? — оживляется Диляра.
Но это — уже другая история.