Катька была не из тех людей, которые будут рыдать в подушку или заискивать перед «самаркандской ханшей». Но этого нельзя было сказать о Глузике. Ещё молодая, красивая она стала буквально чахнуть. Врачи поставили страшный диагноз – рак. Глузик долго и мучительно умирала. Родная дочь Катька ухаживала за ней, а заодно и за её внуком, своим сыном.

Сами знаете, как ухаживают за детьми мужья, поэтому весь дом буквально повис на хлюпких плечах слабой здоровьем Катьки. А тут ещё внуку Глузика пришла пора идти в первый класс. Деда Женя естественно проводил его на первую линейку и уехал строить дачу под Икшей своей новой жене.

ГЛУЗИК УМЕРЛА. ЕЙ БЫЛО ВСЕГО ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ ЛЕТ.

Женька похоронил Валю на свои деньги, и прошептал на поминках в ухо Катьке, что всегда любил только – Глузика, и любит до сих пор, и что он – дурак, что так вот с ней поступил… И заплакал… Плакали все: Катин дядя, и его жена, верные институтские друзья Глузика и Женьки – Ленская и Гендель, и друзья Валентины из НИИ, которых Катя не видела во время болезни матери, и ещё какие-то люди, которых она не знала и не звала! Поплакали, как пописали, т.к. спустя два дня после траура, всё стало так – словно ничего и не было.

А ВСКОРЕ И ДЛЯ КАТЬКИ НИЧЕГО НЕ СТАЛО. ЕЁ ПЕРЕСТАЛИ ПУСКАТЬ К ОТЦУ В ГОСТИ.

Понятно, что взбалмошная, и, оказывается, ужасно невоспитанная тридцатилетняя мамашка Катя не могла сравниться с пятидесятилетней скромной, покладистой женой, прямо таки «сладкой женщиной». И мало того, что такую точку зрения занял родной отец, но и дядя и двоюродный брат Кати его в этом поддерживали.

Шли годы.
Наступил май 2010 года. Внук Жени и Глузика должен был в скором времени окончить институт, а Катька работала над своей новой книгой, днями и ночами сидя за компьютером. На этот раз она готовила к изданию не очередной сборник её стихов, а историческое исследование о своей родне и испанском дворянском роде по линии отца. Она автоматически сняла телефонную трубку и набрала отцовский номер. Катька хотела приехать, чтобы отсканировать единственное хорошо сохранившееся фото прапрадеда, снятое когда-то отцом со стены над кроватью умершей на её руках бабушки и задать вопросы о своём прапрадедушке. Но голос отца будто съежился, а потом, словно набравшись сил он, почти закричал в трубку: «Что, ты с ума сошла! Ты хочешь к нам?! А как же Инна…».
Катька невольно вспомнила, как отец, много лет назад вытащил на её глазах из под ещё не остывшего тела бабушки Леры бумажник с перечисленной пенсией деда-испанца; как приезжал якобы в гости к внуку, а на самом деле только для того, чтобы его автомобиль по Катькиному пропуску об инвалидности пропустили на территорию кладбища к могиле бабушки Леры и деда. Он внезапно появлялся в Катькиной квартире с Инной и собакой ротвейлером Квертом, которого постоянно сравнивал с Катериной: «Это твой братик, вы только посмотрите, как они похожи!» — юморил он, а Иннка слёзно шептала Кате:

— Скажи своему отцу, чтобы он прекратил пить и меня дубасить!
— Что хотела, то и получила, — отвечала Катька.
— Значит, ты ещё хуже, чем он!
— Конечно, — соглашалась Катюша.

Все это было так давно… А теперь, после внезапно случившегося в 1998 году инсульта, от потери огромных денежного вклада во Внешторгбанке у отца отбило память. Он забывал всё, что говорил. И хотя он давно уже не работал, но ежедневно по давней привычке вставал в шесть утра и ходил гулять в парк у дома, правда, уже с другой собакой-далматинцем. Прогулки не очень ему помогали в восстановлении памяти, как и постоянное летнее пребывание на даче в Икше. В последнее время он вообще пугал Катьку своим постоянным вопросом по телефону: «А кто такая Валентина?».
Поэтому очередной выкрик отца про то, что она «сошла с ума и как же Инна…», — ни чуть не удивил Катьку, просто, как обычно расстроил до слёз, а наплакавшись вдоволь, она снова принялась писать о великом роде.
Но почему-то на следующий день Катьке позвонил её дядя и вдруг поинтересовался: Правда ли, что ей, Катьке, квартира отца, после его смерти, будет не нужна. Она несколько опешила, и заявила, что нужна, ещё как нужна! У неё сын взрослый, и скоро женится.

В июне 2010 года лето в Москве было на редкость жаркое, засушливое. Горели леса. Родной дом Катьки заволокло дымом, в клубах которого она, каждое утро, пробиралась из своей спальни, в которой работал единственный кондиционер, на задымлённую кухню. Год был трудным: сын сдавал диплом, а муж «вкалывал как Бобик»: отчетный период, баланс, а значит, не будет июльского отпуска на море – лишь оно одно спасало Катькино здоровье на короткое время. Но она держалась.
К сентябрю дым в Москве, наконец, рассеялся, и Катька, выходя на улицу, удивлялась пустынно-жёлтой, выжженной траве и засохшим деревьям в парке.

Как-то, душным вечером, ей захотелось позвонить отцу. Женька был дома. Он обрадовался знакомому голосу, но быстро опомнился. Катька снова просилась к нему в гости: «Пап, вот умрёшь, а я тебя так никогда и не увижу…», — говорила она, сама не зная почему, так уверенно говорит о смерти. Женька, словно оправдываясь, повторял: «Всё будет хорошо, дочь. Всё будет хорошо!». Возможно, именно эти слова он говорил себе, таким же сентябрьским вечером, когда впервые увидел Глузика. Как давно это было! Да и где теперь она?

ПРОШЛО ТРИ ДНЯ. КАТЬКА ПОЛУЧИЛА ЭЛЕКТРОННОЕ ПИСЬМО ОТ СВОЕЙ ДАЛЬНЕЙ РОДСТВЕННИЦЫ, А ЧЕРЕЗ МИНУТ ДВАДЦАТЬ ПЕРЕЗВОНИЛ ЕЁ ДЯДЯ, КОТОРЫЙ СКОРБНЫМ ГОЛОСОМ ИЗВЕСТИЛ О СМЕРТИ ОТЦА.

Катька так и не узнала, как утром того же дня, бодрый Женька, встал по своей привычке в шесть часов утра, весело позвал собаку-далматинца, улыбнулся ему радушной улыбкой и застегнул ошейник. Любящая жена вышла его ласково проводить, нежно смотря на закрывающиеся двери лифта. Женя нажал на кнопку «1». Кабина тронулась. Боготворящая его супруга, на минутку закопошилась в прихожей и вылетела стрелой вдогонку. Миг, и садовая лопатка раздвинула двери. Лифт застрял. Женька звал Инночку. Звал долго на помощь. Волновался. Пёс-далматинец жалобно скулил, буквально обнимая лапами побледневшего хозяина. По Женьке тёк холодный пот. Он судорожно вынул из кармана куртки лекарства, расстегнул накрахмаленный воротничок рубашки, нажал на кнопку «диспетчер». Но никто не ответил. В глазах у Женьки не потемнело, как пишут в романах, просто, весь мир, не смотря на тесную кабину лифта стал виден, словно, через бутылочное стекло: «Нет, голова не кружится, но вдохнуть уже не можешь», — подумал он…

ПРОШЛО ЕЩЁ МИНУТ ДВАДЦАТЬ.

Иннка вытащила лопатку из дверей и спокойно понесла к себе домой: «Другой лопатой закопают, а эта мне на даче пригодится. Достал. Сил с ним больше моих нет. Пожил и хватит».
Но всего этого Катька не знала. Она звонила дяде, просила того не волноваться: «Не волнуйтесь, дядечка, берегите себя…» А потом плакала, плакала, плакала. Надо сказать, что слёзы Катьке не помогали, а наоборот вызывали многодневные головные боли. Три следующих дня Катька не вставала с постели.
Спустя полгода выяснилось, что Женя оставил ЗАВЕЩАНИЕ: «Всё своё имущество оставляю Инне Концевой».
Завещание он составил за три месяца до своей кончины и спустя три дня после того, как Катьке звонил дядя, и спрашивал, нужна ли той квартира папы Жени, для внука.
ДЖУЛИЯ КОРОНЕЛЛИ. МОСКВА. 21 СЕНТЯБРЯ. 2011 ГОДА