Из записок об А.С. Грине, автор Н.Н. Грин, супруга писателя-романтика…
Был Грин росту ровно два аршина восемь вершков, и вес никогда не превышал четырех пудов. Был широк в плечах, но сильно сутулился. Волосы темно-каштановые с самой легкой проседью за ушами, глаза темно- карие, брови лохматые, рыжеватые, усы так же. Нижняя челюсть выдавалась вперед, длинный неправильный рот, зубы черные от табака. Голова хорошей, чрезвычайно пропорциональной формы. Очень бледен и в общем некрасив. Все лицо изборождено крупными и мелкими морщинами. Рукопожатие хорошее, доверчивое. Рукопожатию он придавал значение…
Грин редко смеялся. Но дома, без посторонних, улыбка довольно часто появлялась на его лице…


Итак, мы решили переезжать в Крым. Александр Степанович предложил Феодосию.
10 мая 1924 г. ранним утром подъезжаем к Феодосии. Первое впечатление приятное. Вокзал невелик, изящен. Пряно пахнет морем и цветущими белыми акациями. Мы на юге, навсегда.
Идем втроем на базар. Он живописен и весел, как все южные базары… Дешевизна его нас потрясает. Прожив две недели в гостинице, стали искать квартиру. Деньги несмотря на дешевизну таяли как снег весной. Нашли недорогую квартиру вблизи от моря. Заплатили за два месяца вперед и зажили своей новой южной жизнью.

Первые дни жизни в Феодосии
Вскоре неподалеку от прежнего нашего жилья мы нашли небольшую, в три комнаты квартирку, ( Галерейная,8 ), купили кое-что остро необходимое и зажили, как нам хотелось … Теперь у нас была одна довольно большая полутемная столовая, комната побольше для работы Александра Степановича, и совсем крошечная — для мамы, а в низу — шесть ступенек – большая, низкая … кухня. Если Александр Степанович работал поздно вечером, он уходил из кабинета в столовую, чтобы не мешать мне курением. Через несколько месяцев нам удалось присоединить к нашей квартире еще одну изолированную комнату, которая стала рабочей комнатой Александра Степановича.
В новой квартире Александр Степанович провел электричество; многие тогда еще в Феодосии жили с керосиновыми лампами, нам же привыкшем к хорошему свету в Петрограде, казалось очень неудобным. В этой квартире мы прожили четыре хороших, ласковых года.
День в Феодосии
Встаю рано, часа в четыре. Алекандр Степанович еще спит. Иду в его кабинет. (Если это до 1928г., то мы жили на Галерейной улице, дом 8, против почты. Позже, по ноябрь 1930 г., по Верхне-Лазаретной улице, 7 – угловой дом, угловая квартира).
Кабинет — звучит внушительно. В действительности это небольшая квадратная комната с одним окном на Галерейную улицу. Убранство ее чрезвычайно просто и скромно. Напротив от входа, в углу, у наружной стены стоит небольшой старенький ломберный стол.
— От писателя внешне должно меньше всего пахнуть писателем, — говорил Александр Степанович. На столе квадратная, граненая, стеклянная чернильница. На стене над столом фотография его отца… (в просторечии — Степана Евсеевича), красивого поляка с большим лбом и окладистой седой бородой. В стене, слева от стола, — шкаф. Там лежат книги, которые Грин покупает при малейшей возможности. Идти в книжный магазин – наша радость, которую мы не можем позволить себе часто. В Феодосии две книжные лавки, в которых нас знают.
Все в комнате, да и во всей квартире, куплено самим Александром Грин. Он как-то, смеясь, говорил, что его жизненный идеал – шалаш в лесу у озера или реки, в шалаше – жена варит пищу, украшает шалаш и ждет его. А он, охотник — добытчик, все несет ей и поет красивые песни.

Александр Степанович все ходил по распродажам, толчку, все время чего-то выискивая.
Как-то после очередной поездки в Москву, Александр Степанович подъехал к нашей квартире на возу, украшенном стареньким узким буфетом, пузатым гардеробом и другими вещами. Он сиял от удовольствия, рассказывая, где как и за сколько купил каждую вещь, гордясь своим умением и практичностью, требуя и от нас высокой оценки этих своих качеств.

… Идем с матерью на базар. Эта наша ежедневная необходимость и мое удовольствие. Перед уходом мы заготавливаем самовар, он быстро закипает. Ко времени нашего возвращения Александр Степанович уже на ногах, моется, курит у себя. Или же я бужу его, принеся к постели стакан крепкого душистого чаю. Александр Степанович очень любил чай, хороший, правильно и на самоваре свежезаваренный в толстом граненном или очень тонком стакане. Он был его подсобным рабочим средством.
Если утром Александр Степанович писал, то до обеда он редко куда выходил, разве только за газетой. Обычно полеживал в спальне или выходил покурить на скамью перед кухней.
Если утром не писал, то часов в восемь шли на широкий мол. Побродив взад и вперед по нему, усаживались на бревнах или на камнях, лежащих недалеко от воды, и проводили часа два –три, читая, тихо разговаривая или иногда молча. Реже ходили на девственный берег моря, так как всегда было жарко возвращаться. Изредка ходили на волнорез, к Карантину.
Небольшие рассказы Александр Степанович, предварительно тщательно и глубоко обдумав, писал без подсобных черновиков, набело, потом – по окончании – исправляя только некоторые фразы, слова. Большие рассказы требовали переработки, черновиков. Романы всегда вначале давались … трудно. «Не могу найти вход в русло», — говорил А. Грин.

Осенью, зимой и весной Александр Степанович вечерами часто писал, а летом очень редко. Если он не писал вечером, то иногда играл с матерью в «дурачка», «акульку» и т.д. Играли азартно, ссорились, мирились, расходились, побросав карты на пол, и снова начинали играть.
Мы ложились спать не позднее десяти часов вечера. Дома, в Феодосии, Александр Степанович, ложится спать несколько позднее меня, читает у себя в комнате.
Изредка в Феодосии к Александру Степановичу заходили скромные юноши, проходящие Крым пешком или проезжавшие через Феодосию куда-то дальше. Этих безымянных своих поклонников он всегда встречал ласково и приветливо. Особенно если были они невзрачно одеты и застенчивы. «Все они напоминают мне самого себя, и хочется оставить в их сердце теплый след», — говорил Александр Степанович, – если бы у меня был только один читатель, то для него одного стоило бы писать все книги".

Материал подготовил Н. Михайлов