С Е Р Г Е Й М О Г И Л Е В Ц Е В

П О Д Л О С Т Ь М И Л И Ц И И — 1

крымская легенда

Многими достижениями славилась в прошлом Алушта. Все здесь было настоящее, свежее, чистое, а иногда такое большое, что вызывало изумление и радость людей. Чистым и прозрачным было море и его бесконечные песчаные пляжи. Огромными яблоки и груши, которые росли в роскошных Алуштинских садах. Гранатовые плоды вызревали здесь необыкновенных размеров, ставрида в море была величиной со скумбрию, а шашлыки, которые жарили на Алуштинской набережной для отдыхающих веселые, желтоглазые, одетые в белые фартуки узбеки, такими огромными, что это вызывало зависть даже приезжих грузин, которые, как известно, знают толк в шашлыках.
Но более всего, пожалуй, славились на весь Крым, и даже на всю страну (тогда она называлась СССР) Алуштинские чебуреки, о которых среди приезжих из-за их необыкновенных размеров даже ходили целые легенды. Настолько огромны, ароматны и вкусны были Алуштинские чебуреки, что даже знаменитые Тарапунька и Штепсель, — комический дуэт, созданный украинскими артистами Ефимом Березиным и Юрием Тимошенко, — посвятили им свое отдельное выступление. «Большой, как Алуштинский чебурек!» — это выражение стало крылатым, и пошло гулять по стране, вырвавшись за пределы маленького крымского городка. Прославили Тарапунька и Штепсель Алуштинские чебуреки и сам город Алушту, а также его чебуречную, в которую теперь даже приходилось с вечера занимать очередь, настолько она стала знаменита среди приезжих, да и среди самих горожан.
Но шло время, бывшей страны, Советского Союза, во времена которого выступали Тарапунька и Штепсель, больше не существовало, и многое изменилось в Алуште, причем не в лучшую сторону. Измельчали яблоки и груши в Алуштинских плодовых садах, многие из которых вообще срубили, и построили на их месте безликие кварталы новостроек, мутным и непрозрачным, покрытым даже зимой ядовитой пеной, стало местное море, в котором уже опасно было купаться. Огромные гранатовые яблоки не росли больше на склонах Алуштинских холмов, и их привозили теперь сюда из Турции, Азербайджана, или даже из Израиля. Почти что исчезли с Алуштинской набережной шашлыки, и те, которые все же иногда там продавали, были таких микроскопических размеров, как будто жарились для лилипутов. К тому же, готовились они теперь не из баранины, а из Бог весть чего, хорошо, что из курицы, а не из собак и кошек, о чем упорно шептали злобствующие недоброжелатели. Ну да злобствующие недоброжелатели всегда шепчут о своем, и на них не стоит обращать большого внимания! Но обиднее всего было то, что знаменитые Алуштинские чебуреки, воспетые неунывающими Тарапунькой и Штепселем, стали теперь больше похожи на оладьи, поскольку из них совсем исчезло мясо, а размером они теперь были с ладошку ребенка. Если бы Тарапунька и Штепсель были живы доныне, они бы жестоко высмеяли и сами эти чебуреки, и заодно уж Алуштинскую чебуречную. Очень хорошо, что не дожили они до этого позорного часа! Говорят, что новая заведующая Алуштинской чебуречной построила себе не один дом, и накопила немало богатств, ну да чего не говорят в народе, особенно если его разозлить?
Но, пожалуй, больше всего возмутило бы Тарапуньку и Штепселя, первый из которых, кстати, был милиционером, а второй электромонтером, поведение Алуштинской милиции. От былых бесстрашных и благородных милиционеров в городе теперь не осталось и следа. Выродилась постепенно Алуштинская милиция, измельчали и стали подлы душой местные милиционеры. Это уже были не прежние рыцари без страха и упрека, готовые по первому зову выступить против любого зла, и прийти на помощь людям, попавшим в беду. Стала Алуштинская милиция неприветливой и грубой, стала открыто брать взятки, стала облагать поборами торговцев в городе, которые во времена независимой Украины появились здесь в большом количестве, ибо надо было людям на что-то жить и кормить своих детей. Стали милиционеры отнимать чужой бизнес, стали по указке местных властей преследовать экологов и краеведов, пытающихся сохранить историческое наследие города. Стали даже участвовать в убийствах и организовывать автокатастрофы. Стали доводить людей до самоубийства, и заставлять их кончать счеты с жизнью. А все оттого, что не на стороне честного народа была теперь Алуштинская милиция, а на стороне бандитов, жуликов, воров, наркоторговцев, доносчиков и бесчестных людей.
Совсем не стало житья простому и честному народу от бесчинств Алуштинской милиции. Роптал народ, жаловался по старой привычке куда следует, ну да разве можно пожаловаться на милицию? Себе в убыток выходят такие жалобы, ибо и суды, и прокурора заодно с милицией, и все это, как говорится в народе, одна шайка – лейка, от которой простому человеку одни обиды и слезы. Эх, жаль, что не дожили до современных горьких времен знаменитые Тарапунька и Штепсель, они бы знали, как поступить с современной Алуштинской милицией. Они бы высмеяли ее так, что мало не показалось никому!
А между тем подлость Алуштинской милиции все возрастала и возрастала. То она обложит дополнительной данью бесправных, трудящихся в поте лица торговцев. То отдаст Алуштинскую набережную на откуп карманников и воров, которые платят ей за это определенную дань. То участвует в разрушении старинной, построенной еще до революции Алуштинской синагоги, репрессировав загодя ее защитников. То подбрасывает всем без разбора оружие и наркотики. То поощряет наркоторговцев, разбивающих свои плантации прямо в черте города, и губящих целые поколения местных детей. То затыкает неугодным рот путем угроз, избиений, или даже убийств. То даже, как говорили наиболее осведомленные люди, открыто продает Родину, получая деньги от иностранных шпионов. То массово доводит людей до самоубийства, пополняя могилами местные кладбища, которые по площади приближаются к площади города. То организовывает эскадроны смерти, похожие на те, что существуют в Южной Америке. И все это открыто, на глазах у людей, которых постепенно, войдя в раж, Алуштинская милиция стала считать за каких-то скотов. Которых можно убивать грабить, и делать с ними все, что захочется.
Много новых славных имен появилось в Алуштинской милиции, в которой всем сотрудникам давали теперь особые клички. Наиболее безжалостными и подлыми из них были милиционеры по прозвищам Кабан, Негодяй и Белокурая Бестия. И недаром, недаром дали им такие клички, ибо очень хорошо говорили они о характере этих милиционеров. «Большой, как Алуштинский чебурек!» — говорили когда-то Тарапунька и Штепсель. «Подлый, как Алуштинский милиционер!» — говорили теперь в народе.
Но из всех троих перечисленных милиционеров самым подлым, несомненно, был Негодяй. Преступлениям и мерзостям его, казалось бы, не будет конца. Всех остальных, и без того преступных Алуштинских милиционеров превзошел он, шагая по пути своего сомнительного милицейского успеха. Много преступлений совершил на этом пути, пока, наконец, не поднял руку на детей. И вот здесь сердца и души местных людей возмутились по-настоящему!
Обычно Негодяй (в народе его еще называли Байстрюк) не брезговал ничем, и ради своей выгоды был готов на все, вплоть до убийства. Да и как стали все чаще вокруг замечать, выгода его состояла не столько в получении денег, сколько в унижении человека, от которого он испытывал огромное наслаждение. Такое большое наслаждение испытывал он от унижении человека, что не нужны ему теперь были даже женщины. Даже проститутки на Алуштинской набережной, которых он обложил данью, были ему теперь не нужны. Настоящим садистом стал Негодяй, настоящим извращенцем, которому уже не нужны были ни деньги, ни женщины, а одни лишь людские страдания. Обычные пытки людей его уже не устраивали. Да и что пытки – этим занимались многие в Алуштинской милиции, добиваясь в городе денег и власти. Ему хотелось так унизить кого-нибудь, чтобы это унижение стало абсолютным, чтобы боль, которую испытывает человек, превзошла всякую другую боль на земле.
И тогда он задумал насиловать детей. Для этой цели сразу был найден местный педофил, которых вообще немало вокруг, и к которым Алуштинская милиция всегда благоволила. Ибо можно было сказать человеку, что педофил изнасилует его ребенка, и человек отдаст вам все: деньги, жену, дом, машину, а потом и сам покончит с собой, перерезав вены, или сунув шею в петлю. Но одно дело – это угрожать изнасиловать ребенка, а совсем другое – действительно изнасиловать его. На такое мог решиться только лишь Негодяй – Байстрюк. Он и сам был не прочь кого-нибудь изнасиловать, да если честно, то и делал это не раз, но был у него на примете один особо отвратительный педофил: старый, седой, вонючий, насквозь прокуренный и пропитый, и такой ласковый, что молодые матери, увидев его рядом со своими детьми, или падали в обморок, или хватали ребенка, и бежали с ним прочь, сколько хватало сил. Именно этому старому развратному педофилу по кличке Дядя Вася поручил Негодяй насиловать маленьких детей.
В качестве первой жертвы была выбрана маленькая девочка одной Алуштинской торговки, которая отказывалась платить дань Негодяю. Она была одинокая, и ее некому было защитить, и поэтому Негодяй без труда пару раз ее изнасиловал. Но женщина не сдавалась, и упрямо отказывалась платить дань Негодяю. И тогда тот приказал изнасиловать ее пятилетнюю дочь. И в один тихий и погожий вечер, когда женщина работала, и дочь ее, заигравшись, отошла от матери в сторону, дядя Вася схватил девочку, затащил ее в кусты, и тут же изнасиловал. А напоследок подарил девочке конфетку. Девочка пришла к матери, и показала ей подаренную дядей конфетку. Мать увидела эту конфетку, и в тот же день вскрыла себе вены. А Негодяй вечером, в кругу друзей, взахлеб рассказывал, что стоял рядом, и наблюдал, как педофил насилует девочку, а потом не выдержал, и тоже ее изнасиловал. По его словам, большего наслаждения он не испытывал еще никогда в жизни. Друзья Негодяя, местные милиционеры, слушали рассказ, и страшно ему завидовали.
Об этом случае узнали все торговцы в городе – но что они могли сделать? Только лишь возмущаться и копить в себе гнев, ибо сила и подлость милиции была намного выше силы и негодования народа. Вскоре, кстати, педофил Дядя Вася изнасиловал еще нескольких детей в городе, и всякий раз вечером того же дня Негодяй в кругу друзей рассказывал, что тоже участвовал в этом. И вновь люди молча негодовали, и вынужденно молчали, ибо обращаться за помощью им было некуда. И вновь завидовали Негодяю его друзья – милиционеры.
Исчезли из Алушты ее знаменитые чебуреки, воспетые Тарапунькой и Штепселем, исчезли огромные груши и яблоки, исчезло чистое изумрудное море, и осталась одна лишь милицейская низость и подлость, которые стали теперь притчами во языцех. И если бы появились вновь в городе Тарапунька и Штепсель, то они теперь бы стали рассказывать именно о них. Однако народ на рынках, на улицах и во дворах открыто рассказывает о милицейской низости и милицейской подлости, не боясь уже никого. Оттого и не говорит теперь никто, имея в виду Алушту: «Большой, как Алуштинский чебурек!» Но стало теперь крылатым выражение, облетевшее уже весь мир: «Подлый, как Алуштинский милиционер!»

2010